На приеме у врача-психоаналитика
Представим себе, как ведет врач-психоаналитик прием пациентов. Больной сидит в кресле. Поза его свободная и покойная. Тело неподвижно и расслаблено. Он как бы предоставлен самому себе. Неторопливо рассказывает он врачу все, что в данный момент приходит ему в голову. Одни. воспоминания следуют за другими, вызывая все новые и новые образы…
«Не скрывайте ничего,— предупреждает его врач.— Самые интимные стороны жизни, и ваши желания, и ваши надежды — все должно всплыть на поверхность сознания. И никакого самоконтроля! Если что-нибудь вам захочется обойти, сохранить в тайниках памяти, если что-нибудь вам покажется «неинтересным» и «неважным», тем более расскажите об этом. Пусть ваши мысли, представления, образы воспоминаний льются свободным потоком. Только в таком случае я смогу помочь вам. Еще раз прошу: говорите, говорите непременно обо всем и до конца».
И больной говорит… Но что здесь, собственно, необычного? С любым врачом приходится быть откровенным. Перед врачом больной обнажает свое тело, и даже самые сокровенные и интимные переживания должны иногда стать в кабинете врача предметом беседы. И в этом смысле обстановка во время психоаналитического сеанса как будто бы самая обычная. Можно понять и то, почему врач располагается так, чтобы больной его не видел: не видя реакции, которую нельзя не заметить даже на самом бесстрастном лице, больной откровеннее, свободнее «обнажает душу». В подобной откровенности, видимо, есть необходимость: пациенту трудно избавиться от определенных навязчивых мыслей или, может быть, жестов и т. п. Навязчивость, беспричинное повторение, например, совершенно бессмысленного жеста беспокоят его. Он чувствует себя неполноценным, непохожим на других. Что же привело его к подобному заболеванию? Физической травмы не было. Не было в его жизни и чего-то особенного, значительных неприятностей, горя. Все как у всех. Но вот… этот бессмысленный и глупый жест! Все на свете имеет причину. Есть причина и у данного заболевания. Именно ее и ищет врач. Но он убежден в том, что в этом случае не поможет ни анализ крови, ни рентген. С его точки зрения, причина заболевания — непосредственно в психике пациента. И врач ищет ее при помощи анализа «души», психики, при помощи психоанализа.
О «душе» и теле
Можно ли рассматривать психику (больную или здоровую) как нечто совершенно самостоятельное, независимое от организма, от тела? Вот так перед нами встает вопрос о соотношении «души» и тела, вопрос философский, мировоззренческий. Нам с самого начала хочется сказать, что конечно же нельзя отрывать «душу» от тела. Потому и при лечении психических заболеваний нельзя — отказываться от физиологических исследований. Более того, раз мы считаем, что сознание — это функция мозга, то и причины нарушения нормальных процессов в сознании надо искать в нарушении процессов телесных. Однако психоаналитик обратит наше внимание на обычные явления повседневной жизни, которые как будто противоречат только что сказанному. Например, вы поймали себя на том, что вот уже в течение некоторого времени напеваете мелодию марша из «Фауста». Продолжая заниматься своим делом, вы в полголоса старательно ее воспроизводите. Но через несколько минут с удивлением обнаруживаете, что теперь в вашем сознании звучит мелодия другого марша — марша из «Арлезианки». В чем дело? Может быть,изменился состав крови или ваш организм претерпел какие-нибудь другие физиологические изменения? Что ж, возможно. Но установить это было бы делом чрезвычайно сложным. Простое же воспоминание событий прошлого легко может рассеять ваше недоумение. Вы вспомните, что всегда, когда у вас было хорошее, бодрое, задорное настроение, мелодии Гуно либо Бизе звучали в вашем сознании. И вы признаетесь; «Оба марша всегда для меня выражали один строй чувств, одно настроение». И так как вы нашли причину «взаимозаменяемости» данных мелодий в том определенном значении, в том смысле, который они для вас имеют, отпадает необходимость в сверхточном физиологическом анализе мозга.
Или еще пример: школьник решает задачу. Он долго бьется над ней, часто заглядывает в «ответ», пробует и так и этак складывать, делить, умножать непослушные цифры. И вдруг он неожиданно понял, почему надо это умножить, а то вычесть. Он понял смысл задачи, и результат его усилий наконец совпал с ответом. Чем объяснить, что наш школьник понял смысл задачи? Может быть, в его теле… Но зачем нам говорить опять о теле, о физиологии! Мысль ребенка работала над содержанием задачи, над смыслом, который вложил в нее автор. И раскрытый, понятый наконец смысл привел сам к тому, что задача была решена. Причина опять не вышла за рамки сознания: то, что ученик не понимал задачи, и то, что он потом ее понял, говорит о его знаниях, навыках и тому подобных явлениях, которые обычно называются психическими.
И если мы можем в таких простых, обыденных фактах не прибегать к помощи физиологических исследований, а совершенно удовлетворительно объяснять их «чисто психическими», смысловыми причинами, так что же особенного в том, что врач психоаналитик пытается найти психическую причину у некоторых душевных заболеваний?
И вот тут-то психоаналитик скажет нам, что между психическими и телесными процессами не такая уж тесная связь, как это казалось медикам-материалистам. Причины всех психических явлений — в психике, причины всех физиологических изменений — в физиологии. В таком случае, может быть, психическое и физиологическое существуют параллельно? Так и считают сторонники так называемого психофизического параллелизма. Врач-психоаналитик идет гораздо дальше. Нетрудно заметить, подсказывает он нам, что жизнедеятельность человека, его поступки подчиняются тем или иным сознательным или бессознательным решениям, его воле и тому подобным психическим процессам. И если верно, что в здоровом теле — здоровый дух, то не менее верно и то, что часто в теле нездоровом властно господствует здоровый дух. И разве не случается, что мнительность, беспричинное беспокойство о своем здоровье приводит человека к настоящему заболеванию. То, что душевные процессы легко становятся причинами телесных изменений, известно всем. Например, если во время гипнотического сеанса испытуемому сказать, что пятак, который приложили к его обнаженной руке, раскален докрасна, то под влиянием смысла этих слов рука распухнет, и ожог второй степени (от холодной на самом деле монеты) докажет всем сомневающимся, как могут влиять на тело «чисто психические» причины. Следовательно, делает вывод врач-психоаналитик, мы видим не параллельное сосуществование, а единство психического и физиологического, в котором активную, главную роль играет психическое, и именно оно определяет все физиологические изменения в организме человека. Такая точка зрения называется психосоматикой (сома — тело). В человеке, утверждают психосоматики, все материальное, телесное зависит в конечном счете от психического, от идеального. Идеалистический смысл подобных выводов предельно ясен.
Итак, врач-психоаналитик потому ищет только психическую причину психического заболевания, что он убежден в том, будто психическое — самостоятельное начало в организме и играет главную роль во всех телесных изменениях.
Другая «крайность»
«Тело подчиняется душе? Ну знаете ли!..» — слышим мы другой голос. И на этот раз голос может принадлежать врачу или любому другому естественнику,например физику. Главное, что этот голос принадлежит горячему стороннику, убежденному защитнику взгляда на психическое, на «душу» как на явление материальное. «Ведь сама «душа» — это физиологические процессы в коре головного мозга! — говорит он.— Успехи современной физиологии позволяют надеяться на то, что очень скоро мы сможем наконец показать, как каждая мысль, каждое душевное движение обусловлено и вызвано биохимическими, электрическими и физиологическими процессами». Так, с некоторой долей добродушной иронии, за которой, однако, чувствуется глубокая убежденность в способности науки объяснить мышление и другие психические процессы при помощи электрофизиологических — механизмов, английский физик Д. Томсон пишет:
«Интересно было бы, скажем, посмотреть, перенесет ли жгучий национализм даже самое грубое понимание процесса, его порождающего, который представляет собой функционирование электрической цепи (подчеркнуто нами.— Ф. М. и Г. Ц.).. Может оказаться трудным сохранять верность принципам, если их можно будет представить с большим или меньшим правдоподобием в виде обыкновенной, пусть даже сложной, электрической блок-схемы… Как будут выглядеть искусство, религия, патриотизм, гуманизм, когда мы будем знать, какие контуры и в какой последовательности возбуждаются в мозгу человека, ощущающего эти эмоции?»
Итак, национализм, патриотизм, гуманизм, искусство и все принципы, которым человек хранит верность, оказываются под угрозой! Выходит, новейшие научные открытия в области работы головного мозга могут привести к тому, что люди перестанут ценить эти «эмоции», так как узнают, что они порождаются биоэлектрическими и физиологическими процессами и сами есть не что иное, как определенным образом работающая блок-схема. Люди, следовательно, будут рассуждать так: «За что любить мне родину, если не она, а электрические процессы в моём мозгу вызывают патриотические чувства?» Точно так же, видимо, работа контуров блок-схемы мозга привела к тому, что некоторые народы стали испытывать «эмоции национализма, патриотизма» и поднялись на борьбу с колониальным рабством.
Однако попробуйте-ка сообщить сейчас любому борцу за дело освобождения народа, что его мысли о национальном достоинстве, которое так долго было унижено, есть всего-навсего определенное движение биотоков мозга. «Это очень интересно,— услышите вы в ответ‚— но я все-таки буду бороться до тех пор, пока моя страна, мой народ не избавятся от фактического унижения и эксплуатации». Да, «жгучий национализм» угнетенных наций переживет любое открытие в области физиологии. Борьба против колонизаторов вызвана не биологической организацией представителей колониальных народов, а бесчеловечной политикой империализма, эксплуатацией и ее следствием — нищетой. И не в результате достижений физиологии, а только с победой коммунизма во всех странах, тогда, когда люди будут жить, как говорил Маяковский, «единым человечьим общежитьем», отомрут и исчезнут и патриотизм, и национализм, и некоторые другие общественные чувства.
«Материализм» же, сводящий психическое к физиологическому, идеальное к материальному, неожиданно и легко превращается в свою противоположность. Ведь теперь мы видим, что причиной смысла наших переживаний не являются ни «контуры», ни «блок- схемы». И как бы детально ни исследовали мы «электрическую цепь» коры головного мозга, мы не найдем там содержания наших мыслей и чувств, точно так же как и при самом тщательном анализе электрической цепи, контуров и т. п. в радиоприемнике мы не обнаружим ни мелодии, ни речи. И в том и в другом случае мы будем иметь дело только с электрическими и другими чисто материальными процессами. И вот тут-то кто-нибудь из наших «материалистов», сводивших все психическое к материи мозга, вынужден будет сказать: «Да, теперь мы убедились в том, что мысль вообще не связана с физиологией мозга. Мы видим теперь, что одно дело — материальные, физиологические процессы, и совершенно другое — мысль, какое-то особое, чисто психическое явление». Так вульгарные материалисты с завидной последовательностью перейдут на позиции психофизического параллелизма, а затем и прямого идеализма. И будут считать при этом, что именно наука привела их к идеалистическим выводам! Точное научное исследование показало, мол, что психическое не сводится к физиологическому, материальному. Наука якобы доказала первородность и независимость идеальной мысли от материи. Содержание, смысл наших знаний и чувств будет выводиться опять-таки из какого-нибудь подновленного идеального источника, за которым скрывается старенький-старенький боженька.
Таковы две крайности в оценке взаимоотношения «души» и тела. И, как мы видим, эти крайности сходятся. Идеалистическое утверждение гегемонии «души» и вульгарно-материалистическое сведение психического к физиологическому в конечном счете сливаются в одном выводе: психическое нельзя объяснить физиологией, поэтому… оно самостоятельно, независимо, в самом себе содержит свою причину, поэтому оно первично.
Так как на протяжении всего рассказа о фрейдизме мы будем связаны с вопросом о соотношении психического и физиологического, «души» и тела, и более широко с вопросом о соотношении сознания и материи — основным вопросом философии, то мы и сочли необходимым познакомить читателя с этими двумя «противоположными» попытками его решения. Очень. скоро мы убедимся, насколько важным было подобное знакомство с «решительным» отождествлением психического с физиологическим, так же как и с основным «козырем» психоанализа: причины всех проявлений жизнедеятельности человека — только в его же психике. Хотелось бы обратить внимание читателя на то, что и вульгарные материалисты и психоаналитики во взаимоотношении «души» и тела изолированно рассматриваемой личности пытаются найти ответ на основной вопрос философии. «Душа» ли сводится к телесным процессам, телесные ли процессы объявляются полностью зависящими от «души» — и в том и в другом случае утверждается возможность исчерпывающего изучения «души», психического, сознания как естественного, природного, биологического свойства каждого отдельного представителя человеческого рода. На это последнее обстоятельство мы просим обратить особое внимание.
