Неопсихоанализ
Между психоаналитической психологией Я и неопсихоанализом, несомненно, существуют многочисленные параллели. Но поскольку оба направления не желают смешиваться друг с другом, мы должны рассматривать их отдельно. Существует много школ, которые называют себя неопсихоаналитическими.
В Германии получила признание система, разработанная берлинской рабочей группой под руководством Шульца-Хенке, которая оказала значительное влияние на развитие психоанализа (см. статью Э. Цандер и В. Цандера в т. III). Речь шла о «сплаве» теорий Фрейда, Адлера и Юнга. Эту идею Шульц-Хенке выразил в предисловии ко второму изданию работы «Заторможенный человек» (1947). В первом издании (1940) этой книги из-за цензуры нацистов назвать имена Фрейда и Адлера не представлялось возможным. Поскольку новое издание не претерпело изменений, становится понятным, что влияние Адлера не может декларироваться открыто, и человек, разбирающийся в психологии, сам должен сделать вывод об этом.
Тем не менее и в более поздних публикациях Шульц-Хенке довольствуется указанием на соединение разных теорий и, чтобы защитить себя от обвинений в плагиате, даже утверждает, что не создал ничего «нового», а всего лишь упорядочил старое и известное в соответствии с некоторыми методологическими принципами(Schultz-Hencke 1970, V). Это, однако, следует рассматривать как чрезмерную скромность, ибо помимо установления новых связей он привнес в свою систему множество вполне самостоятельных идей. На вопрос о том, сколько в этой системе действительно от психоанализа, ответить трудно. Шульц-Хенке (там же, V–VI)удивляется, что представители классического психоанализа постоянно упрекают его в том, что его позиция содержит максимум 10% идей Фрейда, тогда как сам он считает, что она на две трети фрейдистская. Разумеется, такие оценки не могут претендовать на точность. Но если принять в расчет, что наряду с метапсихологией он отказался от всей теории либидо, то есть от главного в теории Фрейда, то позицию классических психоаналитиков, пожалуй, нельзя назвать неправомерной.
Было бы слишком смелым попытаться даже хотя бы приблизительно оценить, сколько тезисов индивидуальной психологии содержит система Шульца-Хенке. Он, как и Адлер, говорит о не выводимой из сексуальности потребности в ласке — человек для него является первично социальным существом. Он высказывает предположение о наличии стремления к признанию, и мы встречаем у него понятие сверхкомпенсации.
В предисловии к своей работе (1970) Шульц-Хенке говорит о внешних трудностях, которые заставили его отказаться от цитат. Поэтому едва ли можно его упрекать, когда в его работах в соответствующих местах не говорится о влиянии Адлера. Но это косвенно содействовало тому, что имя Адлера практически исчезло со страниц последующих научных работ представителей этой школы, а о влиянии индивидуальной психологии было забыто. Такие утверждения, как: «Почти во всех психоаналитических теориях неврозов, особенно в теориях Фромма, Хорни, Салливена и Эриксона, большое внимание уделяется социальной сфере меж человеческих отношений» (Schwidder 1968), — могут вызвать огорчение, но уже не удивление. Приоритет и влияние Адлера забыты или вытеснены.
Неопсихоанализ иногда называют просто психоанализом, считая его легитимным продолжением развития фрейдовского учения. Разумеется, неизвестно, в каком направлении развивались бы идеи Фрейда, если бы он прожил дольше. Обращение к авторитету Фрейда со стороны представителей самых разных психологических направлений создает путаницу. Стремление примкнуть к увенчанному славой гению усиливает тенденцию замалчивать имена, которые для учеников Фрейда превратились в табу. Культивирование фрейдовской терминологии даже там, где по своему содержанию она, в лучшем случае, подходит в переносном смысле, также приводит к тому, что влияние других авторов игнорируется.
Если бы в работах сторонников неопсихоанализа Шульца-Хенке не замалчивалось влияние Адлера, то самые разные направления «неопсихоанализа» американского происхождения обрели бы совершенно иные формы.
Карен Хорни (Horney 1939) отстаивала социально-психологический подход, придерживаясь в этом, как и многие другие психоаналитики, линии Адлера. Она рассматривает невроз как результат нарушения меж человеческих отношений, подробно описывает стремление к власти и признанию. Главное значение придается стремлению к безопасности.Многие считают, что здесь можно обнаружить идеи Адлера, представленные во фрейдианской терминологии. Она не признается во влиянии Адлера и лишь иногда говорит об определенных сходствах своих взглядов с индивидуальной психологией, употребляя, правда, обесценивающее слово «однако», но далеко не всегда обоснованно. Пожалуй, она более четко, чем Адлер, описала «базальную тревогу». В сущности, этот феномен был ему известен, и в этом контексте он часто говорил о стремлении к безопасности. Хорни (Horney 1939, нем. изд., 34) рассуждает о происхождении базальной тревоги и описывает чувства ребенка, «который изолирует себя в потенциально враждебном мире и чувствует себя беспомощным». Для сравнения приведем уже упоминавшуюся цитату из Адлера(Adler 1973b, 92): дети, недостаточно подготовленные к решению жизненных задач,«гораздо больше интересуются собственной персоной, чем другими людьми, потому что живут, словно в стане врага». В своих сочинениях Адлер часто возвращается к этому образу.
Наряду с Карен Хорни к культуралистской школе причисляют Эриха Фромма: «Биологическая слабость человека является предпосылкой человеческой культуры» (Fromm 1941, нем. изд., 40). Так же думал и Адлер (Adler 1947, 21). Гелен (Gehlen 1966), не упоминаяимени Адлера, на основе идеи о компенсации этой слабости разработал собственную антропологию. Фромм описывает человека как первично социальное существо в духе индивидуальной психологии. Стремление к подчинению характеризуется им как мазохизм, стремление к господству — как садизм. Страх одиночества и собственной незначительности часто маскируется компенсирующими чувствами совершенства и престижа (Fromm 1941, нем. изд., 151). Признаваясь (там же, 150), что Адлер поставил обсуждаемые им тенденции во главу угла своей теоретической системы, он все же подчеркивает, что Адлер рассматривал лишь рациональную сторону этого явления. Этот упрек никак не обосновывается и ничем не подтверждается. Вместе с тем, высказывается критика, что Адлер не рассматривал эти феномены как «садизм» и «мазохизм». Здесь следовало бы снова напомнить о том, что крайне рискованно сохранять терминологию Фрейда, при этом полностью меняя содержание. Фромм, как и многие другие, радикально расходясь с Фрейдом, понимает термины «садизм» и «мазохизм» не в сексуальном значении. Подобные обороты речи приводят к «совращению мышления речью» (Kainz 1972), то есть возникает опасность, что вместо подразумеваемого содержания будет иметься в виду содержание, относящееся к речевому обороту. Если статьи — причем не важно, кто их автор, — пишутся с использованием терминологии Фрейда, в конечном счете, читатели, причем не только не сведущие в психоанализе, начинают думать, что все это — идеи Фрейда.
Большую известность в качестве «неопсихоаналитика» приобрел Гарри Стек Салливен. О поразительном сходстве его системы с индивидуальной психологией было подробно рассказано Раттнером (Rattner 1969). Адлера Салливен нигде не упоминает. Однако совпадения вплоть до мельчайших подробностей настолько велики, что едва ли могут быть чисто случайными (ср. также Wiegand 1973).
Хофштеттер (Hofstätter 1957, 294), занимая нейтральную позицию, приходит к выводу, что Фромма, Хорни и Салливена (см. статью Г. Хржановски в т. III) — авторов, которых в англоязычных странах называют неофрейдианцами, с не меньшими основаниями можно было бы также назвать неоадлерианцами. Элленбергер (Ellenberger 1970, нем. изд., 862–866). Он называет еще целый ряд других, не столь известных у нас неопсихоаналитиков, которые испытали на себе влияние идей Адлера.
Адлер оказал влияние не только на неопсихоаналитиков, но и через них — на представителей других направлений. Многие, не задумываясь, цитируют Хорни, Фромма или Салливена, хотя, учитывая приоритет, они должны были бы ссылаться на Адлера.
Висс (Wyss 1961) пытается присоединить саму индивидуальную психологию к неопсихоанализу. Возможно ли это в теоретическом отношении, зависит от того, каким образом определяется неопсихоанализ. Другой вопрос состоит в том, согласятся ли представители индивидуальной психологии, равно как и психоанализа, с такой классификацией. Существует опасность того, что определение, вытекающее из феноменологически констатируемых точек соприкосновения, не позволит увидеть того, что они большей частью объясняются ассимиляцией концепции Адлера. При такой классификации влияние индивидуальной психологии на глубинную психологию современности показалось бы слишком незначительным, и ее вскоре можно было бы отодвинуть на задний план как направление, существующее наряду со многими прочими.