Подсознательное и его патология

В различных ответных двигательных реакциях человека на внешние раздражения и на собственные переживания резко обосабливаются две категории их, несомненные для представителей весьма неисходных взглядов на сущность нашей психической деятельности. Это, во-первых сознательные и могущие быть мотивированные движения, действия и поступки; во-вторых, рядом с этим стоит множество двигательных актов различной сложности, совершающихся помимо сознания сводящихся на рефлекторные ответные реакции, о которых мы можем знать или не знать. Но это схематическое подразделение не исчерпывает собой всей сложности механизма нервно-психической деятельности человека. Даже если мы будем придерживаться этой простой схемы подразделения наших ответных моторных реакций на сознательные и рефлекторно-автоматические, то и при этом условии должны отметить, что освещение сознанием воспринимаемого нами неодинаково по отношению к разным объектам, достигающим сознания.

Может быть, ничтожная сравнительно часть того, что проникает в данный момент в поле сознания, воспринимается нами наиболее отчетливо и ярко, остальное же остаётся в сфере наименьшего освещения сознанием; а то, что было захвачено лишь краем или периферией сознания, часто является не доступным для воспроизведения в сфере наиболее ярко освещённого поля сознания.  Но возникает вполне естественный вопрос: то, что мы называем полем сознания, имеет ли резкие границы и резкие очертания или оно постепенно сливается с чьим-то, куда тоже проникает внешнее влияние, не оставляющее следа, даже слабого, в сфере сознания? И здесь мы подходим уже наиболее близко  к тому, что относится к области подсознательного. Там, где исчезли самые слабые признаки сознательности, внешнее раздражение проникает всё таки в наш нервно-психический механизм, но здесь, в подсознательном, эти внешние раздражения находятся в хаотичном состоянии, не образуют простого и беспорядочного склада энергии, воспринятой через органы чувств и  подействовавшие на нервную систему. Тут сказывается, помимо деятельности сознания, координирующая и комбинирующая сила чего чего-то, проявляющего себя рядом с сознанием. Наше сознательное «я», стремящееся к господству при помощи разума над всеми нервно- психическими актами, не склонно сразу признать деятельность, совершающуюся рядом с ним и близ него и относящуюся к области подсознательного. Можно даже сказать, что сознательное «я» находится здесь до некоторой степени в иллюзии, ибо нам не так легко помирится с тем, что на наши сознательные и произвольные поступки очень и очень часто оказывает влияние что-то, что нелегко или совсем не улавливается сознанием.

Нам могут возразить, что раз это не доступно сознанию, то это что-то неуловимое, пожалуй и вовсе не существует и не заслуживает ни изучения, ни стремления к знакомству с ним.

Воспринимающие органы чувств оказывают на нашу нервную систему несравненно большее влияние, чем это можно бы предполагать с первого раза. Например, если до сознания доходят через орган зрения лишь определённые размахи волн эфира, то ни в каком случае нельзя утверждать, по нашему мнению, что, по крайней мере, близ пределов нами воспринимаемого, но по ту сторону их, не происходят колебания эфира, достигающие до нервной системы. Тоже самое можно сказать и относительно воздуха, дающих слуховые ощущения: вполне вероятно, что воздействие на нашу нервную систему через орган слуха гораздо обширнее и не ограничивается определённой частотой колебания воздуха. Это же толкование мы можем распространять и на другие органы чувств, где отмечаемое сознанием составляет часть того воздействия, которое достигает нашей нервной системы через органы чувств.

Это будет одна часть материала, питающего подсознательное. Далее, в него погружается, в нём систематизируется, помимо участия сознания, и бесконечная масса прошедшего через сознание, при той или другой степени яркости и ясности, того, что часто забыто нами и не может быть восстановлено при воспоминаниях. В подсознательном находят себе прочный приют множество мимолётных впечатлений, часто почти нами не замечаемых, обычно игнорируемых; в нём остаются следы детских переживаний.

И весь этот огромный материал приводится по видимому, в систему какой-то силой; причём создаётся нечто организованное, но беспорядочно действующее; это и будет подсознательное, существующее рядом с нашей сознательной деятельностью.

Каким же образом мы могли бы обосновать доказательства известной организованности подсознательного? Для этого нужно остановиться сначала на наиболее простых примерах, где ясно выступает определённая роль подсознательного. Если вы спускаетесь с лестницы и в это время ведёте с кем-нибудь оживлённый разговор, на котором концентрировано ваше внимание, то вашими движениями руководит подсознательное. Вы, сами того не замечая, продолжаете сходить с одной ступеньки на другую; в случае препятствия, вы можете, не прерывая разговора, обойти препятствие, не оставляющее иной раз никакого, казалось, казалось бы, следа в ваших воспоминаниях.

Здесь едва ли можно говорить о простом рефлекторном акте. Другой пример: вы переходите через многолюдную и с большим движением улицу и в то же время заняты чем-нибудь;  вы во-время остановитесь, вы можете никого не задеть; словом, вы сделаете это иной раз ничуть хуже, чем если бы делали это при полном сосредоточении своего внимания только на этом именно. Едва ли это будут простые рефлекторные акты.

Здесь мы встречаемся с чем-то большим, чем последнее, здесь существует и сказывается не простая рефлекторность, а целесообразность, обнаруживающаяся не одним только автоматизмом, но приспосабливающаяся к меняющимся внешним условиям. 

Помимо вашей воли руководить в этих примерах подсознательное, дающее знать о себе с внешней стороны обереганием вас. Таких примеров можно бы привести очень много; и каждый из нас имеет их много в своём запасе воспоминаний. Я хотел бы лишь дать им определённое освещение и определённое толкование, выясняющее мою точку зрения.

Всякий раз, когда внимание занято чем-либо одним и когда оно отвлечено от текущих впечатлений, подсознательное выступает руководителем наших действий, направляя их в ту или иную сторону; но тут часто обнаруживается, что вы под давлением подсознательного сделаете то, с чем сознательно не соглашаетесь. Человек, занятый обсуждением чего-нибудь и приковавший своё внимание к обдумыванию чего-нибудь, может, идя по улице, взять не то направление, которое ему нужно, свернуть не туда, куда ему нужно в данный момент. Но если проанализировать его ошибочное действие, принимаемое за таковое сознанием, то может оказаться, что оно было совершено под влиянием импульса, исходившего из подсознательного. Может быть, при анализе этого ошибочного действия вам удастся убедиться в том, что оно было продиктовано, например тем, что вам было не приятно в сущности идти туда, куда вы шли, руководствуясь сознанием, – тем иной раз, что как будто это ошибочное действие совпадало с устранением чего-то неприятного для вас, хотя, сознание говорило, что оно ошибочно.  Следовательно, это ошибочное действие – не простой рефлекторно-автоматический акт, а заключающий в себе элементы соблюдения помимо вашей воли ваших интересов, хотя вы с этим и не соглашаетесь. Вот такого рода ошибочные действия и служат выражением подсознательного, как руководящего момента в этих случаях.

Возьмём ещё пример: в суете и сутолоке трамвайного движения нередко приходится быть свидетелем спора кого-либо из публики с кондуктором из-за сдачи мелких монет; очень часто это происходит от того, что получившему сдачу покажется, что он получил меньше, чем ему следует. Экспансивный пассажир (или особенно пассажирка) тут же и выскажет своё мнение, при проверке же обнаружится, что он ошибся. Отрешившись от того, что здесь была какая то преднамеренность, мы можем предположить, что ошибка в счёте полученной сдачи произошла оттого, что подсознательное иногда чересчур заботливое о наших интересах  подсказало ошибочные мысли и ошибочные действия; т.е. те и другие в данном примере являются не случайными; и вмешательство сознания должно их устранить.

Отсюда можно сделать заключение, что между сознательным «я» и подсознательным существует не редко какая-то противоположность  и часто между ними нет полной гармонии. И это действительно так на самом деле; Подсознательное даёт импульс к обнаружению в наших поступках по преимуществу примитивно-эгоистических сторон личности. Нередко подавленных побуждений и неисполненных желаний; при этом, сознание отрицает часто эти поступки, отличающиеся наивностью или моральной грубостью.

Над ними, если дело не касается оберегания и защиты физического организма, нужен постоянный контроль сознания, его руководящее господство. Вот почему наш разум, в одном ряде поступков, продиктованных подсознательным не заявляет своего протеста и одобряет их целесообразность, в других случаях он возмущается импульсами из подсознательного, стремиться заглушить их ибо он видит в них часто отсутствие проявления элементарной общественности. Следовательно, нужно констатировать факт существования нередких конфликтов между сознательным «я» и подсознательным. Последнее имеет в себе также некоторую основу, переходящую из поколения в поколение, являющуюся как бы родовым признаком, так мало изменяющимся при наследственной передаче на протяжении нескольких, может быть, тысячелетий. Культурное совершенствование человечества, накопление этических представлений, их усложнение, – всё это ведёт к тому, что антисоциальные и грубо-индивидуальные проявления подсознательных импульсов легче ми быстрей подавляются при обычных, по крайней мере, условиях общественной жизни. Но всегда, при всех случаях, где подавляется благодетельное, тормозящее и сдерживающее влияние разумных сторон сознательного «я», подсознательное даёт знать о себе и часто во всей своей неприглядной откровенности затаённых побуждений и стремлений. Это можно подтвердить как при анализе некоторых поступков отдельного индивидуума, например при некоторых аффективных состояниях, когда слаб или утрачивает своё влияние голос разума или когда имеется прирождённый недостаток морального чувства; это же можно доказать, анализируя коллективные поступки какой-либо общественной или даже национальной единицы, когда в период нарушения общего эффективного равновесия может неожиданно обнаружится наивная грубость и даже жестокость, обусловленная родовыми биологическими признаками подсознательного, изменить которые коренным образом не в состоянии даже культура самая высокая с внешней стороны. Многие из составных элементов этих родовых биологических признаков относятся к группе так называемых психических пережитков, т.е. тех проявлений, проявлений, которые имеют в своей основе не нужные и лишние части в нашем нервно-психическом механизме, бесполезные для человека, так отдалённо от других звеньев биологической лестницы.

Подсознательное даёт знать о себе или, вернее, оно начинает влиять на наши поступки и действия всюду, где устраняется или прекращает свою деятельность наше сознание; тут подсознательное подсказывает нам то или иное решение, тот или иной выбор. Например, если вы сделаете попытку написать или назвать или вызвать у себя в сознании какое-нибудь имя собственное определённого внутреннего содержания, если вы устраните при этом ваши сознательные и волевые побуждения, то подсознательное подскажет вам это имя собственное, оно навяжет вам его незаметно, словно нечаянно. При проверке же того, почему появилось в сознании это имя собственное, а не другое, окажется, что это была не случайность, что вы как будто бы лишены возможности вызвать произвольно в сознании первое попавшееся имя собственное; иными словами, выбор без участия сознания будет зависеть от каких то причин, от содержания того, что относится к области подсознательного, ибо тут вы попадаете в сферу его влияния. Наше сознание, узнав иной раз неожиданно для себя, что в его поле появилось именно данное имя собственное, а не другое, может запротестовать даже согласиться не сразу с разгаданной мотивировкой; здесь мы встречаемся часто с своеобразной иллюзией нашего сознательного «я», не желающего уступить своего господства даже в таких случаях кому-то другому.

Расшифрование замаскированных влияний из подсознательного не всегда удаётся легко; иной раз мешает этому само наше сознание, не мирящееся с тем, что человек является здесь не свободным в выборе; эти влияния подсознательного бывают различного содержания у каждого в зависимости от индивидуальных особенностей, материала, хранящегося в подсознательном, в зависимости от того, что в нём является наиболее стремящимся к обнаружению.

Ещё пример: если бы кто-нибудь пожелал написать, не делая для этого сознательно волевых усилий, два числа из одной, двух, трёх цифр безразлично, то окажется, что тут нет случайности; здесь выбор не будет свободным, ибо подсознательное даст знать о себе и подскажет те цифры, которые вы собирались бы написать наугад. Нужно беспристрастно-объективное отношение сознания к данному факту, нужно отрешиться от иллюзорно-скептического элемента нашего сознательного «я», чтобы разгадать тайну того, что исходило из подсознательного и что связано не редко с интимными переживаниями или с узко эгоистичными мечтаниями данного индивидуума, с его тайными пожеланиями, иногда отмечавшимися, к его неудовольствию, мимолётно в сознании. Какими же именно мотивами будет диктоваться здесь, в приведённом примере, навязанный выбор, исходящий из подсознательного? Это зависит от особенностей последнего в каждом отдельном случае; тут проявят себя мотивы грубо индивидуальные: затаённое и не высказываемое желание материальных благ, тут нередко дают знать о себе какие-нибудь сексуальные элементы и т.д.; словом, здесь может проявить себя, неожиданно и к удивлению, узкое и индивидуальное ядро личности, подавляемое во время воспитания другими и во время сознательной жизни самим субъектом.

Мы указали на один из способов ознакомления с подсознательным, на один из способов обнаружения и доказательства его реальности. Существует и другой ряд фактов, пригодных для этой же цели. Вот, например, если по возможности устранить из сознания в данный момент всякое произвольно-волевое усилие и наблюдать за тем, что всплывает в поле сознания, то может оказаться, что среди кажущегося хаоса мыслей и представлений, ничем как будто не руководимых и возникающих часто в беспорядке друг за другом, имеется известное и, при том, идущее в определённом направлении влияние; оно исходит при этих условиях из подсознательного, с его колоссальным запасом нервной энергии, но организованной и чем то объединённой. Всплывают в поле сознания, при устранении волевых усилий, прежде всего мысли и представления, которые сочетаны с наиболее яркими желаниями и влечениями, то неисполненными, то подавленными сознательно по влиянием воспитания, культуры и голоса морального чувства. Впрочем, содержание этих всплывающих в поле сознания мыслей и представлений при устранении волевых усилий будет бесконечно разобрано в отдельных случаях; оно не одинаково бывает у одного и того же индивидуума в различные моменты его сознательной жизни, когда личность его считается более  или менее установившейся. Если исполнено какое-либо желание, то оно не заявит о себе в этих условиях, уступая место другому, которое занимает следующее по интенсивности место. Здесь, следовательно, сказывается уже известная организованность, известная система, часто незнакомая сознательному «я» или неожиданно им прикрываемая. В этих случаях человек может иногда хорошо ознакомиться с сокровенными тайнами своей души, спрятанного не только от любопытного взора посторонних, но и скрытыми не редко от своего сознательного «я». Тут встречаются, по-видимому, неожиданности нечаянного знакомства с некоторыми сторонами самого себя; тут мы имеем даже элементы для познания самого себя. У лиц, привыкших к самоанализу собственных переживаний и обладающих к тому же хорошо развитым моральным чувством, эти неожиданности, эти противоречия между сознательным «я» и подсознательным могут постепенно сглаживаться; у учителей человечества, у учителей моралистов этих коллизий между сознательным «я» и подсознательным может совсем почти не быть. Для этого нужна уже идеальная ступень нравственного совершенства, где эгоистические побуждения и влечения вытесняются или сводятся к minimum`my даже в подсознательном. В этих редких, конечно, случаях самый высокий и бескорыстный альтруизм играет главную роль; по его руководящим влиянием происходит нелегко удающееся обуздание подсознательного, являющегося представителем узко-индивидуальных и элементарно-эгоистических сторон человека. Из этого мы можем сделать заключение, что не только, как это бывает чаще, по-видимому, подсознательное проявляет себя в качестве неразумного защитника многих индивидуальных интересов, но иной раз сознательное своё особое влияние, заключающееся даже в реформировании его, в устранении коллизии между ним и сознательным я. В этих случаях достигается тем большая степень душевного равновесия, чем менее упомянутых коллизий. Это будет положительное душевное равновесие, самое желательное и самое полезное в социальном отношении, ибо даже в подсознательном сглаживаются элементы антисоциальных импульсов. Полною противоположностью этого будут моральные инвалиды, у которых также нет, может быт быть, столкновений между сознательным «я» и подсознательным, но которые обладают обычно отрицательным душевным равновесием, обусловленным тем, что личность является рабски подавленной животно-инстинктивными побуждениями, выражающимися часто в антисоциальных поступках и действиях.

Пабло Пикассо «Герника»

Если не самое подсознательное, то содержимое его распознаётся и по содержанию сновидений, хорошо иногда сохраняющихся в воспоминаниях. Здесь имеется нечто сходное с тем, что наблюдается при появлении в поле сознания мыслей и представлений, когда устраняется всякое волевое усилие; как здесь, так и там, при переживаниях во время сна можно предполагать нечто однородное и аналогичное.

Подсознательное проявляет себя при специальных экспериментально-психологических исследованиях, как-то: при так называемом ассоциативном эксперименте, когда испытуемому предлагается в ответ на произнесённое слово сказать первое слово, приходящее на ум. Оно понятно само собою, что подсознательное обнаружить себя в данном случае, когда испытуемый должен ответить, не напрягая своего внимания и не употребляя никакого волевого усилия; ясное дело, что в этом случае будет, если опыт поставлен должным образом, руководство, обязательное и неизбежное со стороны подсознательного. Даже этим путём узнаётся иногда, в патологических случаях в особенности, содержание подсознательного, остающееся скрытым и недоступным в наиболее существенных своих частях для освещения светом сознания.

С точки зрения учения о подсознательном можно объяснять, более или менее удовлетворительно, целый ряд явлений, из области патологии человеческого духа; это касается некоторых общераспространённых фактов, относящихся к душевным болезням, так и отдельных форм болезней или их признаков взятых по отдельности. С этой точки зрения, переживания в форме бреда того или иного содержания или обманы со стороны органов чувств будут не случайны по своему внешнему выражению, а диктуются из области подсознательного, т.е. будут не так уже бессмысленны, как это может показаться, если не рассматривать их с этой точки зрения. Очень часто, при болезненном расстройстве сознания, человек погружается в своего рода сон наяву, будучи отрешённым от текущей действительности, вследствие именно подавления сознательного «я»; и в этих случаях заместителем его является по необходимости, если можно так выразиться, «alter ego» низшайшего порядка со всеми своими узко индивидуальными и эгоистичными побуждениями. Не даром в психопатологии приходится встречаться с аномальными и с сноподобными переживаниями в виде своеобразного мышления, оторванной от реальной окружающей жизни и выражающегося в форме аутизма, почему можно говорить даже об аутистическом мышлении.

Другой факт, также общего характера: так как коллизии между сознательным «я» и подсознательным составляют обычное явление и так как при этом, импульсы из области подсознательного и то, что они пробуждают в сознании, не редко последним не признаётся или отвергается, как носящее элементы антисоциальные, то эти импульсы могут быть подавлены и удалены в нормальном состоянии в подсознательное; кроме того, та же участь может постигать и многое, что является в своих внешних проявлениях даже полезным в общественном отношении, но что подавляется потому, что склад культуры и предрассудки мешают этим проявлениям. При душевных болезнях, когда ослабевает или почти устраняется сознательное «я», энергия хранящаяся в подсознательном,  ничем не обуздываемая, находить своё разряжение; при этом, всё, что раньше подавлялось особенно энергично и настойчиво и что не находило прежде своего, подчас законного и дозволительного, осуществления, при устранении сознания будет давать знать о себе в первую очередь и нередко в более бурной форме, словно освободившегося протеста, когда-то затаённого. Этим отчасти может быть объяснён тот установленный факт, что в заведениях для душевно-больных бывает почти всегда в общем шумнее в женских, чем мужских отделениях. Ведь духовные проявления женщины, даже в культурных странах, ещё до сих пор подавляются больше, чем у мужчин, и понятно само собою, что при заболевании, когда устраняется сдерживающее влияние сознательного «я», будет заметнее проявление подсознательного, получившего особенную самостоятельность.

Затем интерес представляет тот факт, что при расстроенном или устранённом сознании, человек может обнаруживать большую физическую силу; этому способствует иногда именно самостоятельная деятельность подсознательного, без участия или при слабом контроле сознания. Последнее на обнаружение мышечной силы оказывает тормозящее и сдерживающее влияние. В самом деле, человек, пришедший в состояние резкого аффекта, напр., патологического гнева, может проявить в данный момент такую силу, какую он не в состоянии проявить, когда он находится в полном сознании. Тут человек не замечает усталости при мышечных напряжениях; это подтверждается хорошо при анализе некоторых экстатических состояний; это подтверждается на тех состояниях, которые привыкают вызывать у себя факиры. Во всех этих случаях устраняется временно сознательное «я», этот тормоз для проявлений подсознательного.

При устранении сознательного «я» человек иной раз может обнаружить поразительную ловкость в своих движениях, недоступную вовсе тому же индивидууму, если сознание его вполне бодрствует. Известны случаи, когда при сумеречном состоянии сознания или при сомнамбулизме человек может проявить сложную систему действий, носящих характер акробатических или напоминающих обезьяньи ухватки. Всё это возможно лишь при полной самостоятельности подсознательного, неотъемлемою частью которого будут и «психические пережитки». Я приведу описание одного случая, близким свидетелем которого мне пришлось быть однажды. Простая, неуклюжая физически, небольшого роста фабричная работница, находясь в период расстроенного сознания, выскочила через верхнюю форточку двойных рам в большом окне большого каменного дома; и так как это было в нижнем этаже, она, не разбив ни одного стекла, оказалась вне помещения. Затем довольно быстро вскарабкалась, как обезьяна, по водосточной трубе на крышу большого двухэтажного дома, откуда ловко поднялась по высокой печной трубе, возвышающейся над крышей, и попала в трубу. Я потому остановился на некоторых деталях этого наблюдения, что оно подтверждает существование своеобразных, пережитков заложенных в нашей нервной системе и ничем не обнаруживающихся, пока бодрствует сознание. Это какие-то остатки частей нервно-психического механизма весьма отдалённого прошлого в происхождении и развитии человека. Эти пережитки можно бы сравнить с соматическими остатками в нашей физической организации, напр., не только с бесполезным, но и с вредным для здоровья червеобразным придатком на слепой кишке, являющимся рудиментом, имеющим целесообразного аналога на других ступенях зоологической лестницы.

Может быть, «психические пережитки», тесно сплетённые см деятельностью подсознательного, более распространены в нашем нервно-психическом механизме, чем это кажется с первого взгляда. Огромный материал для знакомства с подсознательным и, может быть, для доказательства его существования дают такие проявления, в патологии человеческого духа, как навязчивые состояния и истерические припадки. Здесь мы встречаемся не только с болезненными конфликтами между сознательным «я» и подсознательным, но и с извращённо-символическими образами, доходящими из подсознательного до поля сознания.

Что касается навязчивых психических состояний и, в частности, навязчивых идей и представлений, а также навязчивых страхов, то я уже имел случай говорить, что всё это служит обычно, если не всегда, выраженность своеобразной, часто встречающейся прирождённой нервно-психической организации; элементарным проявлением её будет довольно распространённый тревожно-мнительный характер, где встречаемся также с излишним самоанализом собственных переживаний и с хорошо развитым моральным чувством. Вот в связи с этим то тревожно-мнительным или, по современной терминологии, психическим характером возникают более резкие и определённые уже навязчивые состояния (идеи, представления, страхи и т.д.) О них мы можем говорить только тогда, когда сознание является не затуманенным, когда сохранено критическое отношение к ним самого субъекта, их переживающего. Как уже видно из этой характеристики психастеников, сделанной сейчас по необходимости в нескольких словах, данная нервно-психическая организация несёт в себе особое предрасположение к болезненным конфликтам между сознательным «я» и подсознательным, столь естественным, вообще, как я старался показать в предыдущем изложении. Подсознательное в этих случаях, пользуясь не всегда достаточным общим контролем сознательного «я», посылает в поле сознания импульсы, выражающиеся здесь в виде идей и представлений, таящий в себе антисоциальный или даже криминальный характер; психастеник, замечая это, пугается, употреблять усилие воли для проявлений импульсов, исходящих из подсознательного;  ему удаётся так или иначе вытеснить эти представления из сознания в подсознательное. Но это не значит вовсе, что он освободился от них: тут произошёл лишь конфликт, и, притом, не разрешённый, между сознательным «я» и подсознательным; ведь последнее проявили узко-эгоистические побуждения, психастеник же обладает хорошо развитым моральным чувством. И, понятно, сознательный протест с его стороны оказался особенно энергичным и богатым в смысле затраты аффективного элемента. Но одного этого было мало, для ликвидации патологического конфликта, о котором была сейчас речь, так как насильственно загнанное в то же подсознательное снова появляется в поле сознания, но уже в модифицированном виде. Эта модификация произошла потому, что к первоначальному импульсу из подсознательного, напугавшему психастеника, присоединяется уже энергия, связанная с пережитым аффективным состоянием субъекта. Если откровенный импульс из подсознательного оказался совершенно неприемлемым для сознательного «я» по своей грубой анти социальности или даже криминальности, то он снова появляется в поле сознания, но обычно в виде символа, носящего все признаки навязчивого (психастенического) состояния, т.е., возникающего патологическим образом против воли и желания субъекта. Последний является здесь словно несущим наказание за антисоциальные импульсы, исходящие из подсознательного. Для пояснения своей мысли приведу один очень характерный случай, описанный в литературе. Рассказывается об одном кассире, у которого как то промелькнула в голове, при счёте денег, однажды мысль о том, что хорошо бы скрыться с имеющимися у него на руках деньгами в Америку; кассир этот испугался того, что у него могло зародится такое преступное желание; он стал порицать себя за это, волноваться; он усилием воли подавил его и заставил скрыться в подсознательное, как нечто совершенно неприемлемое для морально-сознательной личности. Но этим дело не ограничилось: кассира стали беспокоить резко выраженные и мучительные навязчивые морально-психологические состояния; и среди них особенно тревожил патологический страх площадей и открытых мест, т.е. то, что носит давнее название агорафобии. В этом случае последняя была изменённым символом вытесненного мимо вольного преступного желания, возникшего в модифицированной форме потому, что к первоначальному переживанию, присоединился ещё аффект, испытанный субъектом. Здесь же можно говорить о том, что навязчивое состояние в данном случае носит в значительной степени защитный характер. Преступная мысль о поездке с чужими деньгами в Америку, усложняясь, возникает уже в форме навязчивого страха пространства.

Такое толкование патологического состояния в приведённом случае носит характер гипотезы. Где учение о подсознательном может быть применено к объяснению таких своеобразных переживаний, как навязчивые состояния. Конечно не во всех случаях так просто и легко устанавливается расшифрование странных и болезненных символов; иной раз это удаётся лишь с большим трудом, иной раз, может быть, почти и невозможно. Мне хотелось только подтвердить конкретным примером свои общие соображения и передать яснее те условия, при которых не разрешённый конфликт между сознательным «я» и подсознательным может повести к возникновению навязчивых психических состояний.

При истерическом характере, как отражении своеобразной нервно-психической организации, являющейся с прирождёнными основными задатками, подсознательное даёт знать о себе в причудливо-разнообразных и пёстро-курьёзных формах. В этих случаях мы встречаемся иногда с демонстративной диссоциацией сознательного и подсознательного «я». Часть последнего уходит из под контроля первого, теряя связь с ним. Вследствие этого оказывается возможным возникновение паралича, напр., той или иной части тела, которая, кроме того не доводит до сознания тактильных и болевых раздражений. Словом данная часть тела остаётся лишь в ведении подсознательного, волевые же усилия, не могут привести в движение мышцы парализованной части тела.

Для истерической психики мы считаем характерным две особенности: это – патологическая внушаемость и патологическая само внушаемость. Многое, особенно тягостное в смысле воздействия на психическое состояние, воспринимается при таких условиях без достаточного контроля и анализа со стороны сознания, т.е. чисто пассивно: растерявшееся сознание, не находящее выхода из создавшегося положения, принимает инстинктивное решение, устранить из поля сознания новые впечатления, это достигается удалением их в подсознательное: они забываются, их как будто не существовало и не существует для сознания. Но это не был рациональный выход рациональный выход из создавшегося положения. К удалённым в область подсознательного неприятным и потрясающим впечатлениям присоединяется часть энергии, связанной с аффектом, имевшим место во время переживания того события. Удалённое в область подсознательного неприятное переживание при этих условиях остаётся не безразличным для душевного равновесия: оно заявить о себе из того-же подсознательного, которое так или иначе доведёт сведения о нём до сознания; напр., появиться как бы неожиданный паралич той или другой части тела, зрительные галлюцинации неприятного содержания, но воспринимаемые при совершенно ясном сознании. При этом интересно отметить, что затрудняется или становится невозможным для данного субъекта, в течении того, или иного периода времени, в течение того или иного периода времени, воспроизведение в сознании неприятно пережитого, поведшего к образованию истерического (психогенного) паралича, истерических ярких галлюцинаций, судорожных припадков и т.д. Получается впечатление, что нарушается правильное сообщение между сознательным «я» и подсознательным в направлении, наиболее существенном для душевного равновесия. Нужны особые способы, применение которых даёт возможность воспроизводить в сознании забытые впечатления; и восстановление последних в сознании может повести даже к исчезновению резких истерических явлений, до этого иногда очень бурно протекавших. Вот один из примеров для пояснения только что высказанной мною мысли: молодая девушка получила в людном месте оскорбление действием и словами от человека, которого она не считала способным на такой поступок. Заволновавшись и растерявшись, она стала вскоре же обнаруживать резкие истерические явления: припадки, даже душевное расстройство, среди характерных признаков которого особенно выделялась забывчивость по отношению к случившемуся; эта особа совершенно не помнила того, что подействовало на неё столь потрясающим образом. А это, казалось, она должна была помнить как раз очень хорошо. Ей не удавалось самой припомнить то, что было забыто при патологических условиях; другие не могли, напоминая ей о случившемся, помочь ей вспомнить то, с чем связано её заболевание. Удалённое в подсознательное роковое обстоятельство потеряло связь с сознательным «я»; оно изолировалось от последнего, присоединив к себе, однако, часть энергии, связанной с аффективным состоянием. И только тогда, когда удалось постепенно восстановить нарушенную связь между сознательным «я» и подсознательным в данном важном отношении, резкие истерические проявления стали проходить.

Патология душевной деятельности даёт нам множество примеров, где мы можем предполагать нарушение взаимоотношения между сознательным «я» и подсознательным; и это нарушение обнаруживается при различных условиях, отчего оно с внешней стороны сказывается не одинаково. И учение о подсознательном объясняет в этой области целый ряд явлений очень ясно и просто, давая, обратно, возможность познать и некоторые стороны душевной деятельности в нормальном состоянии.