Феномен всемогущества в контексте междисциплинарного подхода динамической психологии К. Левина и судьбоанализа Л. Сонди

Понятие всемогущества как психологического феномена на протяжении всей истории психологии проходило преимущественно по ведомству её «сестры и коллеги» психиатрии, однозначно отождествляясь с симптоматикой мании величия. Всемогущество же как онтогенетическая модель восприятия мира, сверхценная личностная позиция и, что особенно важно, приоритет действия, до сих пор редко попадают в фокус внимания позитивистской психологии, однако в глубинной психологии интерес к этому феномену более результативен и это уже отчасти позволяет нам объяснить тот весьма распространённый в социальной реальности факт, когда человек вполне явно определяет всемогущество как стратегический жизненный приоритет и при этом вполне находится в рамках нозологических норм психиатрии [1].

Прежде всего нам стоит обратиться к онтогенетическим исследованиям Ненси Мак-Вильямс, касающимся «первичного эгоцентризма». Опираясь на это выдвинутое Ж. Пиажепонятие, исследовательница говорит о довербальной магической картине мира младенца, в которой есть фундаментальное ощущение своей непосредственной способности влиять на мир и на ход событий вокруг себя. Эти «инфантильные и нереалистические, однако на определенной стадии развития нормальные фантазии всемогущества» [5], по мере взросления трансформируются в ощущение проецируемого всемогущества, когда последним наделяется тот, кто заботится о жизнеобеспечении ребёнка. В дальнейшем, по мере всё более реалистичного восприятия мира, взрослеющий ребёнок приходит к пониманию того, что всемогуществом как таковым не наделён никто из окружающих, однако обязательным условием такого осознавания является именно тот эмоциональный опыт младенчества, когда в магической картине мира ребёнок ощущает себя всемогущим: базовое ощущение прикосновения к этому «волшебному» всемогуществу трансформируется у взрослеющей личности в чувство успешности и дееспособности как некий объективный ресурс, имманентно присущий миру в котором живёт человек и частью которого, при определённых условиях, всегда можно воспользоваться – но не всем ресурсом сразу. Н. Мак-Вильямс отмечает, что у некоторых людей потребность переживать чувство всемогущества и полного контроля критически завышена и это приводит к тому, что такие личности подчиняют свою жизнь этой потребности, превращая её в сверхценную идею – сверхценную в том смысле, что её ценность превосходит ценности этики, морали, а порой даже здравого смысла и инстинкта самосохранения. Такого рода жизненный сценарий трансформирует данную личность в психопатическую, социопатическую либо же антисоциальную – исследовательница использует эти термины как синонимы. В свою очередь, критическая завышенность потребности в чувстве всемогущества предположительно связана с онтогенетическим опытом, в котором младенческое «магическое всемогущество» не получило достаточного удовлетворения и породило базовую неудовлетворённость в потенциальной возможности успешной и эффективной жизни  [5].

Исследования Н.Мак-Вильямс достаточно наглядно описывают генезис феномена всемогущества на уровне личного бессознательного, однако, следуя тем аргументированным предположениям об архитектонике человеческой психики, которые выдвинуты сейчас в глубинной психологии, мы должны предположить наличие аналогичных процессов и на уровне родового (фамильного) бессознательного [9]. И таковая аналогия не представляет собой неразрешимой загадки, поскольку обращение к концепции судьбоанализа Л. Сонди и неосондианской традиции сразу же приводят нас к одному из её фундаментальных понятий – радикалу Каина.

В своих трудах, посвящённых этой проблеме, в особенности в книге «Каин. Образы зла», Л. Сонди пишет, что ошибкой современной глубинной психологии, исследующей природу грубых аффектов (в частности, Мелани Кляйн), является игнорирование пароксизмально-эпилептоидных конституциональных свойств личности. По его мнению, природа аффективности прежде всего связана с «безмерным стремлением к значимости» каинистической личности [10].  Каинистическому типу личности как наследующему влияние этого радикала в системе родового психогенеза, свойственно страстное стремление быть в центре внимания, «на сцене», которая, сочетаясь с избыточной склонностью к насилию, превращается в тенденцию насильственного причинения вреда окружающим как ведущего инструмента тяги к доминированию.Следующий момент, на который обращает внимание концепция судьбоанализа, состоит в том, что влияние родового бессознательного носит системно-комплексный характер, реализуя себя в форме родовых жизненных сценариев [12]. Следовательно, реализация в личной судьбе человека каинистических устремлений также осуществляется в форме специфических жизненных моделей-сценариев, представляющих собой некую систему отношений, реализующуюся в соответствующем жизненном пространстве и времени. Л.Сонди довольно подробно описывает специфику каинистического жизненного сценария именно как коммуникативно-ролевой модели, однако задачей нашего исследования является каинистическое стремление к всемогуществу как феномен топологии жизненного пространства[10].

Описывая каинистические жизненные сценарии, Л.Сонди обращает внимание на их ригидность и аффективность одновременно. Сочетание таких разнонаправленных свойств возможно лишь при условии существования достаточно замкнутой и регулируемой системы межличностных и социально-ролевых отношений. Изолированная среда даёт возможности для реализации именно той системы отношений, которая уже близка к понятию «всемогущество» и история человечества даёт тому массу примеров: от неолитического трибализма до автаркической диктатуры. Здесь следует отметить, что понятие всемогущества, когда мы говорим о нём в контексте социально-психологической реальности, отнюдь не предполагает безграничности. Напротив – именно ограниченность жизненного пространства, в котором реализуется система отношений, основанная на предельном доминировании и контроле, является важнейшим условием её реализации. И если в истории, социологии, политологии и экономике феномены изоляционизма и автаркии, и связанные с ними тоталитарные системы организации и управления изучаются уже достаточно давно, то в психологии межличностных отношений эта тема ещё очень нова. С нашей точки зрения причиной такого диссонанса является уже отмеченная нами тенденция отождествлять всемогущество и манию величия (если речь идёт не о нациях, а об индивидууме), а также отсутствие надлежащей методологической платформы, позволившей бы сконструировать эффективную ментальную модель для исследования. Именно такой методологической платформой в исследованиях Ассоциации глубинной психологии «Теурунг», посвящённых феномену всемогущества, стала концепция пространственно-психологического поля (ППП) Курта Левина.

Необходимо отметить, что особую значимость для проводимых нами исследований имеют выводы К.Левина о взаимодействии внутренней и внешней реальности. Как он писал в своей первой и наиболее известной работе на эту тему, «существует единое структурированное поле,включающее в себя внутреннее поле и внешнее поле, в  котороммы действуем. Между внутренним и внешним полем существуютграницы, но  изолировать их друг от друга нельзя. Границы тожеобладают своими свойствами, своими динамическими закономерностями» [4]. В качестве ментальной модели, описывающей систему взаимодействия внешней и внутренней реальности, К.Левин использовал электромагнитное поле. По аналогии с ним, он выделил в психологическом поле такие характеристики, как топология с различными границами жёсткости и динамика сил, влияющая на объекты внутри поля. Исходя из этого поведение представляет собой следствие некой результирующей величины сил поля, которую К.Левин назвал напряжённостью системы, стремящейся к разрядке [4]. Эта концепция впоследствии была названа психодинамикой – системой принципов и законов трансформации энергии влечений личности в результаты деятельности. Всякая потребность это и есть источник напряжения поля, который, будучи принят на сознательной основе (т.е. мотивирован), создаёт в поле актуальную напряжённую систему, требующую разрядки и начинающую влиять на ход событий таким образом, чтобы это было возможным. При это он обращает внимание на то, что осознанное формирование такой конфигурации поля, в котором такая возможность будет реализована и есть, в сущности, волевой процесс. Также важным открытием стало понимание того, что и само поле, и те предметы, которые в него вовлечены, и само поведение представляют единую динамичную систему. При этом поле и действующие в нём источники напряжения могут иметь разную степень автономности относительно самой человеческой личности и даже доминирование над ней, в связи с чем К.Левин выделяет волевое и полевое поведение: в первом случае действия осуществляются в соответствии с целенаправленным намерением, во втором – в соответствии с силами поля, которые влияют на данную личность извне. Он отмечает, что полевое поведение усиливается тогда, когда у человека нет осознанной чёткой цели и воля человека легко вовлекается в целеполагание, транслированное ему извне. И вот здесь мы уже подходим к пониманию того, каков механизм реализации феномена всемогущества как реальности социального и межличностного взаимодействия.

Если мы представим себе произвольно индуцируемое поле, волей личности-индуктора превращаемое в централизованную полевую систему, в которой все вовлечённые в неё личности преимущественно подвержены полевому, а не волевому поведению; поле достаточно автономное от остального социального пространства и достаточно устойчивое для того, чтобы со временем выработать стабильны алгоритмы существования; поле, чей центр-индуктор достаточно влиятелен, чтобы создать сверхаддитивный эффект управляемой им группы – то не получаем ли мы в результате этой дедукции социально-психологический феномен, центр управления которого в границах данной полевой системы наделён характеристиками, весьма близкими к всемогуществу? И так ли далека эта умозрительная картина от реальности?

Данные исследований глубинной психологии показывают, что нет. И более того, позволяют наполнить дедуктивно-умозрительную модель конкретным эмпирическим содержанием. И для этого мы снова обратимся к той школе глубинной психологии, которая наиболее оптимально сочетает в себе специфику индивидуально-глубинных интенций психики и динамики малых социальных групп (именно на их примере К.Левин главным образом и исследовал механизмы полевой психодинамики) – судьбоанализуЛ.Сонди.

Значение научного наследия великого венгерского психолога и психиатра научному сообществу еще предстоит оценить в полной мере, но исходя из теории и практики нашего научного поиска, мы можем сказать, что его вклад в разработку архитектоники бессознательного фундаментален, поскольку открывает срединный уровень между личным бессознательным, открытым З.Фрейдом, и коллективным бессознательным, открытым К.Г.Юнгом. Л.Сонди описывает родовое бессознательное как систему тропизмов – бессознательных мотивов человеческого поведения, складывающихся в процессе передачи родового жизненного опыта из поколения в поколение. Генотропизм представляет собой энергию влечений, сформированную опытом предков и переданную потомкам в виде относительно устойчивых жизненных сценариев. Он выделяет пять видов таких тропизмов: 1) либидотропизм – влечения в сфере наслаждений; 2) идеалотропизм – влечения в сфере личностной идентичности; 3) оперотропизм – влечения в сфере трудовой самореализации; 4) морботропизм – влечение в сфере страданий, подчинения и болезней; 5) танатотропизм – влечение к смерти. Эти тропизмы Л.Сонди объединил в восемь базовых векторов влечений, индивидуальная комбинация которых формирует жизненный сценарий личности, ее судьбу. При этом он выделил различие между родовыми тропизмами – унаследованной от предков судьбой – и личными тропизмами человека, формирующими его собственную судьбу. В теоретической и прикладной работе Ассоциации глубинной психологии «Теурунг» мы называем это родовыми жизненными сценариями и аутентичным жизненным сценарием [6, 7, 8].

Архитектоника человеческой психики и её истоки в интерпретации Л.Сонди центрируются вокруг архетипического бинера (или полярности радикалов, как называл это сам Л.Сонди), филогенетически первичных сил человеческой судьбы – Каина и Авеля [10, 11].

Проводя развёрнутый генотропический анализ радикала Каина, Л.Сонди отмечает его как одну из фундаментальных движущих сил в развитии человеческого общества: «Настроенная на убийство ментальность Каина крайне изобретательна. В течение всемирной истории она находила всё новые и новые цели и мотивы, чтобы убивать. Но Каин – это не только носитель ментальности убийцы. Он не только сначала накапливает в себе ярость и ненависть, гнев и месть, зависть и ревность, а потом внезапно, подобно взрыву, их разряжает, но Каин ещё и стремится быть выше всех» [10]. Влияние архетипа Каина в личной судьбе человека и в судьбах человечества в целом Л.Сонди фиксирует в неутомимой жажде деятельности и преобразования окружающего мира, овладение всем, что имеет хоть какой-то ресурс влияния и власти. Архетип Авеля описывается Л.Сонди как диаметрально противоположная структура влечений, состоящая в стремлении скрывать от окружающих стремление к эротизму и нежности, воздвигать барьеры стыда и отвращения на пути к эмоциональным контактам, погружаться в эротические и иные фантазии как во внутреннее убежище вплоть до отрыва от реальности, страх перед открытым эмоциональным контактом вплоть до гипноидногозастывания; при этом тщеславность, истероидность, эмоциональный эксгибиционизм в тех ситуациях, когда барьеры и сопротивления сняты.

Мы видим, что диада Каин-Авель представляет собой полюса хищника и жертвы, агрессии и страха, доминантности и подчинения. По результатам исследований Л.Сонди и представителей его школы, именно эти два радикала-архетипа оказывают особенно динамичное влияние на личную судьбу, которое может быть как разрушительным («Каин. Образы зла»), так и креативным («Моисей. Ответ Каину»). Эта идея нашла своё дальнейшее развитие не только в судьбоанализе, но и постъюнгианской школе: трудыД.Калшеда, посвящённые диагностике ранней детской психотравмы и её влиянию на онтогенез, показывают, что именно соприкосновение детского сознания с коллективной Тенью (тёмной, архаической Самостью в терминологии К.Г.Юнга), инициированное травмой детско-родительских отношений, приводит к диссоциированию Эго на полярности, названные им Защитником/Преследователем и Инфантильно-уязвимым эго, причём каждая из них входит в своего рода созависимую связь с релевантной архетипической фигурой [2]. Те архетипические интенции, которые влияют на полюса этого бинера и направляют в дальнейшем развитие личности по диссоциированному сценарию, релевантны влиянию радикалов Каина и Авеля.

Выводы. Следующий этап нашего рассуждения очевиден: именно расщеплённое в период онтогенеза детское Эго, трансформированное в бинер Каин-Авель, создаёт на дальнейших этапах развития личности внутреннюю предрасположенность и внешнюю направленность к формированию сверхаддитивного феномена всемогущества в рамках изолированной малой группы. И здесь перед нами возникает вопрос сценария, по которому должен быть сформирован такой феномен, каинистического жизненного сценария, как называет его Л.Сонди. Выделяя определённую типологию таких сценариев, Л.Сонди делит их на патриархальные и матриархальные, отмечая в основе и тех, и других авторитарно-паранойяльное сверхценностное ядро, реализуемое в качестве идеологии той малой группы, власть в которой они захватывают.Вот как он описывает проекцию этого ядра: «Аутически недисциплинированное Я стоит у них на первом месте. С точки зрения психологии Я, это означает, что каиниты в Я создают кооперацию двух таких Я-функций, как проекция и интроекция. Содержанием их проекций может быть вынесение вовне различных желаний. Чаще всего это желание убить, убрать, унизить или очернить ближнего. Содержанием интроекции чаще всего является всемогущество в обладании. Также их наиболее часто используемая Я-функция, так называемая интропроекция, указывает на то, что каиниты в основном соглашаются с проецируемыми притязаниями своих побуждений разрушать и включают их в себя. Превосходство же у этих людей в интроекции тесно связано с их склонностью к депрессии» [10].

Возвращаясь снова к концепции ППП К.Левина, посмотрим на неё сквозь призму каинистических устремлений к власти. Левин выделял в ППП разные уровни реальности, в том числе и воображаемые, и эта особая, ментальная реальность, связана прежде всего с темпоральностью. ППП, динамически существующее в настоящий момент времени есть комплементарное единство прошлого, настоящего и будущего (до определённых горизонтов, разумеется): «Важно понять, что психологическое прошлое и психологическое будущее — это синхронные части психологического поля, существующего в данный момент t» [4].Если мы рассмотрим, например, семью как малую социальную группу, продуцирующую ППП, то, согласно исследованиям Л.Сонди, действенных прошлым, «навязанной судьбой» в каждой семье выступают родовые жизненные сценарии. И если в этом прошлом преобладают каинистические, паранойяльно-авторитарные родовые жизненные сценарии, то они влияют и в психологическом настоящем личности через вектора ППП, создавая вполне действенную основу для реализации феномена всемогущества как специфической модели ППП изолированной малой социальной группы: семья, корпорация, клан etc. На уровне внутренней динамики личности особая роль в этом процессе принадлежит бинеру, который в рабочей терминологии Ассоциации мы называем «Внутренний Садист-Внутренний Страдалец» и которая исследуется нами в рамках терапевтически-развивающей программы «Диалоги с Жюстиной», и в наших дальнейших исследованиях мы подробнее рассмотрим эту задачу.

Автор: PhD Александр Сагайдак

Литература.

1. Вальдшмидт Д. Будь лучшей версией себя. Как обычные люди становятся выдающимися [Електронний ресурс] / ДенВальдшмидт // Премиум. – 2019. – Режим доступу до ресурсу: https://mybook.ru/tags/psihologiya-uspeha/?cursor=cj0xJnA9MS4xMTc3MDE1MTY5NjI4MTQ%3D.
2. Калшед Д. Внутренний мир травмы: Архетипические защиты личностного духа. – М.: Академический проект, 2001 – 368 с.
3. Левин К. Динамическая психология: Избранные труды. – М.: Смысл, 2001. – 572 с.
4. Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб, Сенсор, 2000. – 368 с.
5. Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: Понимание структуры личности в клиническом процессе / Пер. с англ. —— М.: Независимая фирма “Класс”, 2001. — 480 с.
6. Сагайдак А.Н. Animamedianatura как юнгианский подход к психике [Електронний ресурс] // История российской психологии в лицах: дайджест. – 2016. – Режим доступу до ресурсу: https://elibrary.ru/item.asp?id=27534246
7. Сагайдак А.Н. Архетип Внутреннего Оракула и Понтифекс-Я как ресурсы психологии глубинных трансформаций / А.Н. Сагайдак // ВісникОдеськогонаціональногоуніверситету. Психологія. – 2015. – Т. 20, Вип. 2 (36). – С. 128-135.
8. Сагайдак А.Н. Коррекция архетипических жизненных сценариев “преследователь — жертва” в аналитическом процессе / А. П. Сагайдак //ВісникОдеськогонаціональногоуніверситету. Психологія. – 2013. – Т. 18, Вип. 22(3). – С. 104-109.
9. Сагайдак А.Н., Стогний А.А. Патрибогенез в теории и практике глубинной психологии. Сборник публикаций научного журнала ”Chronos” по материалам XX международной научно-практической конференции: «психологическая наука и образование» г. Москва: сборник со статьями (уровень стандарта, академический уровень). –М.: Научный журнал ” Chronos ”, 2017. – 52 с.
10. Сонди Л. Каин. Образы зла. – М.: Когито-Центр, 2013. – 215 с.
11. Сонди Л. Моисей: Ответ Каину. – М.: Когито-Центр, 2013. – 175 с.
12. Сонди Л. Экспериментальная диагностика влечений. – М.: Когито-Центр, 2005. – 557 с.